Блаженные похабы - С. А. Иванов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Религия и духовность / Религия
- Название: Блаженные похабы
- Автор: С. А. Иванов
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Духовенство, особенно высшее, относилось к низовому почитанию юродивых с презрением. Когда киевский митрополит Филарет поселил у себя Ивана Босого, а тот разделся голым, иерарх, демонстрируя хорошее знание византийской агиографии, процедил: «Голеньким разделся? Бесстрастие показать захотел?»[823] Что уж говорить об интеллигенции, считавшей всех «похабов» обманщиками. В правдоподобных, хотя и фельетонизированных очерках о московских юродивых середины XIX в., оставленных нам Иваном Прыжовым, притворные святые умело пользуются авторитетом своих великих предшественников: например, когда «отца Андрея» застали за поеданием колбасы, он сослался на Симеона Эмесского, а пойманный за блудом со служанкой, заявил: «Не озорничаю, а искушаю»[824].
Если в период либеральных реформ власть пошла на некоторую уступку народному почитанию и перестала сажать вхумасшедшие дома тех, кого население считало «несчастненькими»[825], если на рубеже XX в. врачи–психиатры относились к юродивым терпимо[826], то коммунистическое государство, наоборот, всерьез занялось искоренением юродства. Как говаривала блаженная Мария Дивеевская, «хорошо было блажить при Николае, а поблажи‑ка при советской власти»[827]. Тем не менее некоторые «дореволюционные» юродивые продолжали действовать. Одной из них была Мария Шудская.
Кого побьет… у кого украдет, а у кого окошко разобьет. Иногда такое скажет, что непременно побьют. А то возьмет к кому‑нибудь в печку полезет… да и повылива- ет варево из горшков. За прямоту, с которой она многих обличала, забирали ее в милицию. Но однажды она там нечистотами всю стену обмарала и сказала: «Какая власть — такая мразь». Пришлось отпустить[828].
Ситуация гонений автоматически возводила юродство в ранг социального протеста и тем самым лишала этот подвиг его специфичности. Например, крестьянин Алексей Ворошин, усвоивший безумное поведение (или впрямь сошедший с ума) в 1928 г., в 1937 г. был арестован и умер после пыток в тюремной больнице. Так юродство, многие столетия заменявшее мученичество, было опять им вытеснен^». В 1988 г. поместный Собор русской православной церкви утвердил канонизацию нескольких святых — и в их числе юродивой XVIII в. Ксении Петербуржской. Казалось бы, тем самым произошло историческое примирение церкви с юродством — однако в «обосновательной» части постановления Собора этот подвиг изображен в приглаженном виде[829] — Симеон Эмесский под такое описание не попал бы.
В августе 1993 г. установлено местное почитание Алексея Ворошина, а в августе 2000 г. этот юродивый был причислен к лику Святых Новомучеников для общероссийского почитания. В 1997 г. местночтимым святым утвержден рязанский юродивый 1–ой половины XIX в. Василий Кадомский[830], а симбирский юродивый того же периода Андрей Ильич Огородников[831] — в 1998 г.
Независимо от церковной конъюнктуры низовое почитание юродства в России продолжается и по сей день. Могила пресловутого, по–прежнему официально не признанного святым Ивана Яковлевича в церкви Ильи Пророка в Москве все так же привлекает к себе паломников. В околоцерковных кругах множатся предания о современных юродивых, вроде Ольги Ложкиной, якобы предсказавшей Чернобыльскую катастрофу[832]. Впрочем, современное состояние юродства не является предметом настоящего исследования.
В чем же причина столь огромной популярности юродства в России?
Есть мнение, что юродивый в русском сознании удачно сплавился с фольклорным персонажем Иванушкой–Дурач- ком. Действительно, важное отличие этого героя от его собратьев по европейскому фольклору в том, что он не «умный дурак», а самый настоящий, неподдельный, и тем не менее он является объектом не насмешек, а поклонения. Все у него загадочным образом получается, все выходит лучше, чем у умников, и сам он в конце концов оказывается Иваном–Царевичем. Это сближение, впервые обоснованное Е. Трубецким[833], справедливо лишь отчасти. Разумеется, коллективному сознанию, сотворившему образ Иванушки, легче было принять и юродивого с его посрамлением рациональности. Но есть между этими персонажами коренное различие: фольклорный дурак — принципиальный бездельник. Он «лежит на печи», а мир к нему пристает то с одним, то с другим. Ивану же нет до мира никакого дела. В этом смысле он скорее подобен европейскому «святому простецу». С юродивым все наоборот: миру ничего не нужно от этого безумца, а он постоянно себя миру навязывает. Юродивый неугомонен, настойчив, суетлив. Другое дело, что его деятельность с рациональной точки зрения нелепа.
Видимо, причину невероятной актуальности юродства надо искать — если вообще на сей счет позволительно делать какие‑либо умозаключения — в ориенации русской культуры на Абсолют, скрывающийся за обманчивым фасадом реальности. Отсюда бешеная популярность накануне русской революции — Григория Распутина, в коем видели юродивого[834]. Но отсюда же — и сама русская революция, воспринимавшаяся как прорыв к Абсолюту. Недаром поэт Максимилиан Волошин, пытаясь описать состояние России 1917 года, не нашел ниче го более точного, чем такие строки:
Я–ль в тебя посмею бросить камень?
Осужу–ль страстной и буйный пламень?
В грязь лицом тебе–ль не поклонюсь,
След босой ноги благословляя, —
Ты, бездомная, гулящая, хмельная,
Во Христе юродивая Русь!
Глава 12. Восточная периферия юродства
Мы уже говорили о том, что юродство зародилось на восточной окраине христианства, в том плавильном тигле ближневосточной духовности, в котором вызрели также и многочисленные энкратитские ереси. В этом духовном ареале идея униженности как избранничества и святости как тайного дара была широко распространена. Рефлексы подобного представления, встречающиеся в других религиях того же арелала, не обязательно должны объясняться заимствованием из христианства.
Остановимся на таком переходном случае, как равви- нистическое «юродство». Прежде всего, оно находит себе выражение в уже известных нам (см. выше, с. 51 сл.) историях о «тайных слугах Господа». Самые ранние из них содержатся еще в Палестинском Талмуде (Taanit, 64bc), так что есть даже основания считать их более ранними, чем соответствующие христианские[835]. И однако, весьма важным является тот факт, что уже в древнейшей из этих еврейских легенд имя тайного праведника — Пен- такака, что значит по–гречески «пять несчастий». Его поведение очень напоминает повадки будущих византийских юродивых: он нанимает проституток (но не для себя), пляшет с ними, стирает их одежду — и тайно продает свое последнее достояние, чтобы спасти бедную должницу от проституции[836]. Однако этот персонаж, сколь бы много он ни передал своих черт, допустим, Симеону Эмесскому, все же отличается от него непроявленностью своей агрессии по отношению к миру. Эта агрессия дает себя знать позднее, уже в средневековой хасидской культуре. Созданная в прирейнских еврейских общинах в конце XII — начале XIII в. «Сэфер Хаси- дим» содержит множество историй о «тайных праведниках», причем в легендах этих прослеживается элемент, отсутствовавший в талмудических образцах, — самоуничижение и балансирование на грани греха[837]. Может быть, мы здесь имеем дело с типологическим сходством, но как бы то ни было, из всех до сих пор разобранных нами сюжетов именно хасидские легенды больше всего напоминают истории о византийских юродивых.
Конечно, самый длительный контакт имело восточное христианство с исламом, однако данных о прямом влиянии византийской парадигмы юродства на исламскую нет. В этой связи особенно ценны сведения косвенного характера, например бродячие сюжеты. В исламском мире широко распространены сказания о псевдобезумце и царе. Первоначально этот персонаж вообще не имеет имени и выступает просто как «сумасшедший из ал–Куфы»[838]. Согласно одному из источников, «лунатик Бахлул встретил в Куфе [в 810 г. Харун ар–Рашида], наставил его в учении Пророка и отказался от предложенных денег»·[839]. Это, пожалуй, единственное хроникальное известие о Бахлуле, но существует богатая и очень многообразная фольклорная традиция, связанная с ним. Разные легенды представляли Бахлу- ла то племянником халифа, то его братом; Бахлул фигурирует в «Тысяче и одной ночи». В некоторых легендах он оказывался человеком весьма образованным, дошли даже тексты посланий халифам и правителям, приписываемые Бахлулу. И все же главный эпизод сказаний о нем — его встреча с халифом Харун ар–Рашидом. Во всех вариантах легенды халиф хочет поговорить с Бах- лулом, а тот не проявляет к нему интереса[840]. Взаимоотношения этой пары чем‑то напоминают общение Александра с Диогеном (Diogeni Laertii Vitae, VI, 38). Киниче- ское родство Бахлула представляется еще более наглядным в другой истории о нем: «Бахлулу кто‑то сказал: “Тебе не стыдно есть на улице?” Он ответил: “Ведь Бог не устыдился наслать на меня голод на улице — почему же я должен стыдиться там есть?”»[841]. Это — прямое заимствование из рассказа о Диогене Синопском, восходящего к Диогену Лаэрцию: «Однажды его упрекали за то, что он ел на площади; он ответил: “Ведь я на площади и проголодался”» [Diogeni Laertii Vitae, VI, 58)[842]. Любопытно не только то, что пара «умный дурак — властитель» широко распространена в исламской традиции, но и то, что в роли властителя иногда выступает собственной персоной Александр Македонский, знаменитый антагонист киника Диогена[843]. При этом мудрец неизменно демонстрирует владыке его ничтожество, и опять‑таки весьма «диогеновским» способом — например, просит не загораживать света[844]. Поскольку кинизм был одним из источников христианского юродства (ср. с. 27), можно допустить, что и оно как‑то повлияло на мусульман, хотя, разумеется, это шаткая гипотеза.
- Вера Святых. Катехизис Восточной Православной Церкви - Николай Велимирович - Религия
- Ярослав Умный. Конунг Руси - - - Историческая фантастика
- Молитва господня - Митрополит Вениамин - Прочая религиозная литература
- Святой Димитрий (сборник) - Литагент «Благозвонница» - Религия
- В помощь кающимся: из сочинений святителя Игнатия (Брянчанинова) - Святитель Игнатий (Брянчанинов) - Религия